Случай на зоне
(вырезка из романа «Театр одного зрителя»)
— Братва! А ведь доктор покруче пахана!
Пахан моментально встал и обернулся назад. Все зэки сразу же замолкли. Пахан обернулся, а в воздухе повисло напряжение ожидания, нагнетаемое жужжанием больших изумрудных мух. Крикуна пахан не смог определить и, наконец, процедил сквозь зубы:
— Может быть, теперь доктор нам расскажет о цели нашей жизни, раз он такой крутой?
— Это можно, — согласился доктор, — только зачем вам моё мнение? Цель у вас есть, и я не верю, что вам нужна какая-то другая цель. Я же знаю, что, вернувшись на волю, вы снова пойдёте на дело. Судье и прокурору этого никак не понять. Ведь в этом суть вашей жизни. Какой тут ещё совет я могу дать о цели жизни? Вы же так любите своё дело, шлифуете его и стремитесь к совершенству.
Пахан недоумевающе развёл руками, и доктор пояснил:
— Это же ясно, как божий день, что в следующий раз, когда на дело пойдёте, будете более осторожны и изобретательны. Главное в вашем деле, чтобы не поймали, а в промежутках между отсидками можно водки нажраться, наширяться и с бабами побаловаться. Так что цель у вас есть, она чёткая и ясная — получать кайф от жизни по полной программе. И душа имеет поводы для радости. Первый раз ликует, когда дело сделано, а второй раз — когда в кругу друзей получаешь признание своей удачи. Прекрасный повод для радости. Вот только непонятно: почему-то потом наступает хандра, и снова тянет на дело. Верно?
Зэки дружно закивали, а доктор продолжил:
— Вроде, и бабки есть, и гулять можно, но, как в песне поётся: «водкой тоску не зальёшь». А знаете почему?.. Не хватает всплесков радости. Ежели пораскинуть мозгами, получается, что тут даже больше радости, чем на воле. Здесь ежедневно имеешь уважение и признание заслуг. Для кого-то свет меркнет, а кому тут и дом родной.
Доктор обвёл взглядом зал и уверенно продолжил:
— Здесь и поиграть с новичками можно в такие игры, как пером в глаз, или летун-ползун, или другую забаву придумать. Можно и кайф получать, что ты не чушка какая-то. Но, не дай Бог, положенную пайку отобрать или с долгами не расплатиться. Свои же враз переобуют и до чушки опустят. Так что и порядок у вас есть, и принципы имеете: не верь, не бойся, не проси. Чего же ещё надо? Вроде всё есть: и харчи, и услады, и законы. Но присмотрелся я и вижу наколку у многих: «нет счастья». Непонятно мне, где нет счастья, здесь или на воле? Зачем же лукавить счастливым людям? Может счастья у вас тут маловато? — закончил доктор, а по спине пробежал холодок.
— Что есть — всё наше! — мгновенно огрызнулся пахан.
— Доктор. Как же это получается, — что любовь убить, что человека пришить — всё едино? — ехидно спросил он.
Доктор согласно кивнул головой и стал отвечать:
— Конечно, не едино. И за предательство любви, и за то, что человек исковеркал в себе человечность, никто не судится в миру.
Пахан удовлетворённо закивал, открыл рот и, полуобернувшись к зэкам, протянул руку в сторону доктора, чтобы сказать своё слово. Доктор понял, что пахан намерен взять реванш и станет давить его своей «логикой». Не успел пахан и слова сказать, чтобы вывести доктора «на чистую воду», как доктор быстро добавил:
— Просто за поругание любви спрос иной получается.
Пахан резко обернулся к доктору.
— Что ещё за спрос? — презрительно выкрикнул он и даже привстал.
Мгновенно возникла такая тишина, что сквозь жужжание мух доктору послышалось тяжёлое биение сердец. Доктор понял, что теперь он завязнет в разборке, и растерянно посмотрел в сторону начальника.
— Всё! Марш по хатам! — пришёл на помощь начальник, но такой рокот прокатился по залу, что тот поспешно отступил назад.
«Надо брать огонь на себе», — подумал доктор и поднял руку.
— Я прошу несколько минут!
Волна недовольства сразу пошла на убыль, а доктор спокойно продолжил:
— Был задан вопрос, но мне он показался странным. Разве вы не знаете, что сами наказываете за поругание любви? Вы же сами наказываете за исковерканную душу.
— Как это сами наказываем? Как это? — сразу раздались удивлённые голоса с мест.
— Хорошо, я объясню, — сказал доктор, — Но сначала ответьте мне на несколько вопросов. Вы над насильником издеваетесь?
— Да! — хором ответил зал.
— А если был изнасилован ребёнок, ещё больше издеваетесь?
— Да! — загремел зал.
— А почему? Ответьте, почему насилие над ребёнком для вас считается ещё большим преступлением?
Вразнобой посыпались ответы, и доктор моментально подвёл итог:
— Потому что у детей невинные души?
— Да! — выдохнули зэки, а доктору в этом смрадном зале внезапно почудился дивный запах свежескошенной травы.
Доктор сделал глубокий вдох и продолжил:
— Но ведь судья в своём приговоре только плоть осудил. Он о душе говорил? Он за поругание любви, за исковерканную душу осудил?
— Нет! — как по команде, выкрикнули зэки.
— А кто осудил? — спросил доктор, заранее зная, что ответ тут один.
— Мы! — радостно завопили зэки.
— А если мужчина убил жену за измену, вы его оправдываете?
— Да! — твёрдо заявил весь зал.
— Потому что он убил из-за своей поруганной чести?
— Да! — ещё твёрже вылетел ответ.
— Судья за убийство осудил, а вы оправдали?
— Да-а-а! — восторженно завопил весь зал изо всех сил. — Мы такие!
Доктор выждал пока эмоции улягутся и сам крикнул:
— Теперь все согласны, что за предательство любви, за исковерканную душу спрос иной, и вы сами судите за это?
— Да! Так выходит, — прокатилась волна возгласов, но сдержанно и с оттенком удивления.
Доктор сердечно спросил:
— А как же ваши души? Разве ваши души не исковерканы?
— Исковерканы, доктор, — послышалось вразнобой. — Ещё как исковерканы!
— Знаете такое выражение: «не суди, да не судим будешь»?.. Получается, что раз вы сами суд за исковерканную душу вершите, значит, и на ваши души суд имеется.
— Уж не Господь ли Бог с нас спрашивать будет? — хихикнул пахан.
Он обдал доктора презрительным взглядом, но кроме пары беспредельщиков никто не засмеялся, и ещё кто-то свистнул.
Зэки сидели в напряжении, и, вглядываясь в измождённые лица, доктор подумал: «Не всё потеряно». Даже этот свист показался ему чем-то знакомым и близким с детства.
В переполненном телами зале доктору ещё почудился забытый дивный запах свежескошенной травы. Он невольно улыбнулся и стал спокойно отвечать пахану:
— Если сам человек не в ответе, как он свою душу испоганил, то после этого какой может быть с него спрос? Без всякого спроса кара следует за этим.
Доктор ещё раз глубоко вдохнул в себя этот запах свежести и уверенно продолжил:
— За исковерканную душу кара полагается, и эта кара падает на невинных детей. Самые близкие родственники по крови должны нести наказание, а самые невинные среди них — дети.
Наступила тишина. Внезапно кто-то выкрикнул из зала:
— Я знаю! Эта кара кармой называется.
— Я тоже слышал про наказание детей за родителей, — тут же раздался ещё голос, а другой голос из глубины зала прокричал:
— Не знаю, как хотите называйте это наказание, а у меня дочку замуж не берут. Боятся папаши домушника, — и весь зал загудел, как растревоженный улей.
— Но это же несправедливо! И у сына, чуть какая пропажа в школе случится, так сразу на него показывают. Мы нагрешили, а расплата на наших детях?! — в сердцах заорал кто-то, и сразу все замолкли, как перед бурей.
— Что поделать, — доктор развёл руками. — Когда вы шли на дело, наверно, думали только о собственном благополучии, или по какой другой причине, но ведь все ваши поступки записываются в Книге Жизни.
— Доктор! Я же эту Книгу своей Жизни видел! — раздался чей-то вопль. — Братцы! Я же её видел, как в кино! Помните, когда я очутился тут, то хотел повеситься. Вот тогда и увидел её, будто фильм. Будто плёнку моей жизни назад мотали. Я же всё заново пережил и всё по новому переосмыслил,.. а вы...
Наступила полная тишина, и тот же голос огорчённо продолжил:
— Я же вам рассказывал, а вы мне не поверили. Я же видел, рассказывал... Я же все мои позорные моменты жизни по второму кругу пережил...
— Доктор, он и вправду видел свою Книгу Жизни? — раздался сердитый голос из зала.
— Да. Это была его Книга Жизни. А теперь и сами можете догадаться, что у каждого из вас есть своя Книга Жизни, где всё записано. Значит и ваши поступки не могут не отразиться и не повлиять на запись в Книгах Жизни тех, кто связан с вами. А кто ближе всего стоит к человеку? Конечно же, плоть от плоти, и в первую очередь дети, как самые невинные создания... Разве вы сами никогда не чувствовали, что рядом с детьми очищаетесь? Согласны, что они самые невинные создания, и что это они очищают вашу жизнь от грязи? — но зэки угрюмо молчали.
— А раз очищают, значит, они берут кару за вашу греховность на себя. Согласны? — но зэки продолжали молчать.
— Ладно. Тогда скажите: кто спешит на помощь, когда все отвернулись? Только родная плоть. А кто чище и роднее детей?.. Теперь согласны, что последствия от ваших поступков, в первую очередь, отразятся на их жизни? Карой это называйте или кармой — неважно. Во всех случаях страдают дети. Чья-то дочка, чей-то сын уже пострадали, — но зэки всё также угрюмо молчали.
— Молчите?! — гневно продолжил доктор. — А кто вас хоронить будет, когда помрёте? Ваши гоп-друзья или же сын, который, может быть, даже люто ненавидит вас? Кто?!
Зэки молчали, и только всхлипы внезапно прорвались в тишину.
— Причём тут дети?! — злобно выкрикнул пахан. — Причем тут они?! Нам суд определил наказание, и мы его несём! — но доктор резко перебил его:
— Разве непонятно, что эта кара следует не за мирское преступление, а за преступление перед Создателем жизни. В миру за это никто не судится, а последствия от ваших поступков, может быть, нескольким поколениям придётся смывать.
Несколько мгновений стояла полная тишина. Наконец раздался вопрос:
— А если преступление было совершено по справедливости, по совести. Душа от этого не пострадает?
— Кто сидит за чужие грехи, а совесть чиста? — переспросил доктор и продолжил:
— Конечно, душа в этом случае не пострадает, хоть человек и отсидит свой срок в миру.
— Какой же это хмырь за чужие грехи расплачиваться станет? Вот, балда! — очнулся пахан. — Не врубаюсь, о чём это вы там кудахчете? — с усмешкой закончил он.
— А я понимаю доктора! — раздался чей-то голос, и взахлёб продолжил:
— Мне об этом ещё бабка сказывала...
— Я вот сижу тут, а совесть моя чиста, — послышался чей-то радостный голос. — Значит, и моим деткам ничего не будет.
— Ишь ты! Чистюля отыскался! — возмутился кто-то. — А мы? А что будет с нашими детьми?
— Не верьте! Не верьте доктору! — вновь встрепенулся пахан.
— Разве я настаиваю, чтобы мне верили? — удивился доктор, пожав плечами. — Просто вспомните о тех людях, у которых на совести грех. Что стало с их детьми и семьями?
— Братцы! Сосед наш, рецидивист, помер. Сам был здоровый, как бык, а детки у него, как на подбор, сплошь рахитики-паралитики, — и с разных мест сразу же посыпались свои рассказы и догадки.
— Доктор! Но как нам сделать, чтобы эта кара на детей не пала, а миновала бы их?! — перекрыл всех чей-то вопль.
— Не слушай доктора! — ещё истошнее завопил пахан. — Врёт он всё! Врёт! Ничего вашим детям не будет!
— А нам уже ясно, почему у тебя ни жены, ни детей, — с усмешкой раздался голос из глубины зала.
Пахан в ярости вскочил на ноги.
— А отца и мать в могилу вогнал! — добавил ещё кто-то.
— Ничего святого за душой не имеешь! А теперь режь меня! Режь меня! — истерично завопил ещё кто-то и вскочил на ноги.
— А ну, мужики! Встать, кому свои детки дороги! — взревел голос из другого конца зала и, как по команде, половина зала вскочила на ноги.
Это был бунт и пахан презрительным взглядом попытался охватить всех вставших. Через мгновение благоразумие взяло верх, и, противно улыбаясь, он сел обратно, а начальник облегчённо вздохнул.
— Что?! Слабо?! Бездетный ты наш! — залился кто-то истеричным смехом, и зэки со смехом расселись по местам.
— Вот вам преимущество живой аудитории, и рубильник вырубать не надо, — попытался разрядить обстановку доктор.
Пахан сжевал противную улыбочку в тонкую нить сжатых губ, и доктор продолжил:
— Я чувствую, как сильно ваше желание уберечь детей и родных от кары. Сумеете ли вы искренне раскаяться? Сумеете ли очистить свою душу от скверны? Не всё потеряно, но для этого придётся ломать себя, а это мучительно и больно. Это долго.
— Сумеем доктор, ради детей сумеем, научи нас, — крикнул чей-то голос, и вслед за ним с разных мест посыпались выкрики:
— Выдюжим! Только научи нас, доктор! Научи!
— Доктора на выход требуют! Генерал приехал! — раздался зычный голос охранника.
— Я научу вас! — выкрикнул доктор. — Слово за начальником.
— А это пусть генерал решает, — отозвался начальник, вытирая лоб платком. — Теперь марш по хатам.
— А генерала за что хотели шлёпнуть? — злобно выкрикнул пахан, вставая.
— Генерал ошибся. Стекло сквозняк разбил, а ему показалось, что в него стреляли, — ответил доктор, и кто-то весело подхватил:
— Теперь генерал сами пожаловали извиняться за ошибочку.
Все дружно рассмеялись, начальник неловко повернулся на каблуках, и чуть было не споткнулся на ровном месте.
***
С романом "Театр одного зрителя" можете познакомиться, посетив сайты: http://sakart.masterscity.net/ или http://sakart.narod.ru/
Своими впечатлениями, замечаниями и т.п. можете поделиться, написав автору, Саканяну Артуру на sakart@freenet.am